глава 1

Музыка, шаxматы, Риони.

Детские годы Вахтанга прошли в Кутаиси. Отец его играл на к ларнете в оркестре городского Драматического театра имени Месхишвили. Младший брат Шота тоже стал потом музыкантом и играет на трубе в Тбилисском театре музкомедии. Да и сам Вахтанг, как мы позже узнаем, учился в музыкальном училище и поначалу готовил себя к музыкальной карьере. Поэтому Вахтанг питал к отцу особые чувства.

Глубокую любовь и уважение испытывал Вахтанг к своей матери Валентине Савельевне. Он вообще был удивительный сын, и мать никогда не уставала им восхищаться. Представляете себе мальчика — смелого, самолюбивого, порывистого, — который никогда, ни разу в жизни не огорчил свою мать? Не только не сказал ни одного невежливого слова, но никогда не был неласковым, никогда не забывал помочь дома по хозяйству, никогда не заставлял себя просить об этом!

Не подумайте, что Вахтанг был не похож на других мальчишек, был маменькиным сынком, нет. Видя, например, что некоторые его сверстники, бравируя своей храбростью, прыгают с крыши ресторана «Ялта» в бурливые воды Риоии, он тоже проделывал это, но тайно от матери, чтобы не волновать ее. Такое занятие было далеко не безопасным. Позже, в юношеском возрасте, Вахтанг увлечется боксом и проявит себя на ринге стойким бойцом. Словом, он был настоящим мальчиком со свойственными этому племени особенностями и повадками, но в то же время это был нежный, внимательный и очень любящий сын.

—  Ни разу в жизни,— говорила Валентина Савельевна, — он не заставил меня сердиться. Ни разу в жизни!..

Уже в детские годы Вахтанг был необычайно деликатен. Когда, бывало, мальчик приходил по вечерам домой, он никогда не просил у матери поесть. Разумеется, она и не заставляла себя просить и, как всякая заботливая мать, тут же усаживала сына за стол, но его молчание слегка ее огорчало. И вот однажды, когда Вахтанг пришел домой, мать не предложила ему поужинать. Мальчик по привычке молчал, а мать делала вид, что занята хлопотами по хозяйству. Нет, он даже не намекал на то, что голоден, но тут материнское сердце не выдержало.

—   Почему молчишь? — строго спросила раздосадованная Валентина Савельевна. — Почему не попросишь?

—   Знаешь, мама, раз ты не предлагаешь, значит, у тебя нет ужина, — ответил сын. — А если я попрошу, тебе будет неловко...

В 1934 году младшая сестра Вахтанга пятилетняя Циала заболела корью с тяжелыми осложнениями. Мать уехала с девочкой на несколько месяцев в Сацире — курортное местечко неподалеку от Кутаиси. Трое мужчин — отец и два сына, пятнадцатилетний Вахтанг и тринадцатилетний Шота, — остались одни, без женской заботы. Отец днем был занят на репетициях, вечером на спектаклях, и большая часть забот о Шота легла на Вахтанга.

Он безропотно нес бремя старшего: ухаживал за Шота, готовил обед, убирал квартиру. Кроме того, занимался с отстающими ребятами из своего класса, а вечерами работал пианистом в джазе, игравшем в фойе кинотеатра. Все деньги он отдавал отцу, кроме тех, на которые в конце недели покупал продукты для матери и сестренки. В воскресенье Вахтанг появлялся с корзинами продуктов в Сацире, веселый, улыбающийся, и мать даже не подозревала о том, как нелегко ему приходится.

Однажды, когда мать вернулась с Циалой домой, ее вызвали в школу. Нет-нет, никаких претензий к сыну не было. Вахтанг, как всегда, был одним из лучших учеников, но вот стало известно, что он вечерами играет в джазе, — хорошо ли это? Рассказав, почему мальчик ходил подрабатывать и на что он тратил свой небольшой заработок, Валентина Савельевна не только успокоила педагогов, но и выслушала в ответ немало приятных слов.

Как-то Валентина Савельевна рассказала Ксении Гогиава, известной грузинской шахматистке, о том, как ее еще один раз вызывали из-за Вахтанга, но уже не в школу, а в институт. Вахтангу было тогда лет одиннадцать-двенадцать. Время было трудное, хлеб давали по карточкам — эта деталь важна для того, чтобы понять суть событий, о которых пойдет речь.

Валентина Савельевна стирала белье, когда в дверь постучал незнакомый молодой человек и сказал, что ее просит зайти ректор педагогического института. Она удивилась: какие там еще проблемы ректор хочет с ней обсудить? — но, развесив бельё и приодевшись, отправилась в институт.

Секретарша просила ее подождать — у ректора шло какое-то совещание. Валентина Савельевна терпеливо просидела полчаса в приемной, потом стала беспокоиться: скоро дети должны были вернуться из школы. И когда секретарша на минуту отлучилась, она постучала и вошла в кабинет ректора.

Внезапное появление в дверях Валентины Савельевны рассердило ректора. Обращаясь к собравшимся, он сказал:

—  Вот так всегда: когда этим родителям что-нибудь надо, они входят без всякого приглашения.

Валентина Савельевна смутилась, опустила голову и молча выслушала упреки. Наконец, ректор раздраженно спросил:

—  Что же вы молчите? Скажите хотя бы, что вам нужно?

Валентина Савельевна уже пришла в себя и, с достоинством подняв голову, спокойно посмотрела на ректора:

—   Мне нужно, чтобы вы вежливо разговаривали со мной, — ответила она. — А зачем я к вам пришла — не знаю, вы ведь сами пожелали встретиться со мной.

Тут смущенный ректор встал из-за стола и спросил:

—    Ваша фамилия Карселадзе?

Получив подтверждение, он подошел к Валентине Савельевне, долго извинялся, поцеловал ей руку и проводил к столу.

—   У вас есть сын Вахтанг? Вчера он принес мне найденный на улице кошелек — в нем деньги, документы п хлебная карточка нашего сотрудника. Так вот, я хотел вас поблагодарить за то, что вы воспитали такого мальчика.

Ректор снова стал извиняться перед Валентиной Савельевной, а потом, прервав совещание, сам отвез ее домой на машине. Случай этот был описан в кутаисской газете, хотя и без тех подробностей, связанных с визитом Валентины Савельевны к ректору, о которых 27 знаем теперь мы.

Уже тогда, в школьные годы, Вахтанг Карселадзе обладал даром притягивать к себе людей. Впрочем, ничего удивительного в этой его особенности не было. Вахтанг прекрасно учился, и, окончив Кутаисскую железнодорожную школу круглым отличником, поступил в университет без вступительных экзаменов. Он питал пристрастие к математике и истории, руководил школьным историческим кружком. Он был способным пианистом, чемпионом кутаисских школьников по шахматам, увлекался боксом, плаванием, был смел, верен в дружбе, всегда готов был отдать все, что имел, и никогда не хотел быть берущей стороной. Стоит ли удивляться, что друзья обожали его?

Одним из его друзей, пронесшим любовь к Вахтангу через всю жизнь, был Василий Худжадзе, впоследствии народный судья одного из районных судов Тбилиси.

Юный Васо всегда был рядом с Вахтангом, не мог прожить без него не только дня, но даже нескольких часов. Приятели сидели за одной партой, вместе делали уроки, вместе занимались в кружке, вместе гуляли. Если Вахтанг отправлялся с оркестром играть на свадьбе или на поминках, Васо непременно сопровождал его.

Когда Вахтанг увлекся шахматами, Васо нб разделил с ним эту его страсть, что не мешало ему каждый вечер провожать друга в шахматный клуб. Потом Худжадзе уходил, чтобы часам к двенадцати ночи зайти за приятелем и проводить его домой. Такая это была нежная дружба.

Вахтанг и Василий вместе ходили купаться на быструю Риони, что было делом весьма рискованным. Но риск только подстегивал Вахтанга, он всегда любил рисковать.

Вахтанг не умел подчинять свои увлечения строгому жизненному ритму. Когда шахматы вошли в его жизнь, они так ревниво завладели им, так подчинили себе, что — неслыханное дело! — этот всегдашний отличник не сдал за восьмой класс несколько экзаменов. Правда, в августе он сдал все предметы на пятерки и снова накинулся на шахматы.

Давид Катамадзе часто приходил к Вахтангу, они забирались во дворе в беседку и подолгу разбирали партии. Конечно, Вахтанг любил играть и выигрывать, но уже тогда, в отроческом возрасте, проявилось в нем умение наслаждаться чужими красивыми замыслами — свойство, надо сказать, для юноши не очень типичное.

Вся школа знала об увлечении Вахтанга, знала и с интересом следила за мальчиком. Прошел всего год, и Вахтанг стал чемпионом Кутаиси среди школьников, да и с сильными взрослыми шахматистами уже играл как равный. Из шахматного клуба он уходил одним из последних. «Иду домой поздно ночью, — рассказывал он Давиду Катамадзе, — от усталости шатаюсь, держусь за стены домов, а в уме разыгрываю партию...»

Характерно, что, играя иногда вслепую против своих школьных товарищей в присутствии многих зрителей, Вахтанг никогда не соглашался играть вслепую с Давидом: проигрывать ему не хотелось, а выиграть у друга при свидетелях он не мог — боялся обидеть...

Эта неизменная деликатность Вахтанга не всегда помогала ему в шахматах.

— Знаешь, почему я не стал мастером? — спросил однажды Вахтанг Давида. И сам ответил: — Злости нет! Понимаешь, в шахматах надо иногда все же злиться на партнера. А я не могу злиться, не умею...

Однажды он все-таки разозлился. Выло это уже после войны, когда Вахтанг Карселадзе стал известным тренером. Играл он в одном турнире, и очередной противник до начала тура попросил его закончить партию вничью. Вахтанг согласился, во время партии над ходами, естественно, не думал, но вдруг, к своему изумлению, увидел, что противник, воспользовавшись его небрежной игрой, явно собирается закончить партию в свою пользу.

Вахтанг побледнел и, наклонившись, шепотом спросил:

— Что ты делаешь, слушай?

Его совсем не волновала угроза проигрыша, по он не мог поверить, что его партнер способен на такое. Тот, однако, ничего не ответил, а продолжал, пряча глаза, смотреть на шахматы. И тогда негодующий Вахтанг подкинул кверху доску с фигурами, которые с деревянным треском рассыпались по полу. Это была, конечно, несдержанность, вопиющее нарушение турнирной Дисциплины, но по-человечески порыв Карселадзе так легко понять...

В шахматах юного — и зрелого! — Вахтанга привлекала прежде всего красота комбинаций с жертвами фигур. Он сам очень любил что-нибудь пожертвовать противнику. Может быть, помимо чисто эстетических ощущений в этом проявляла себя его щедрая натура — на, возьми, мне ничего не жалко? Может быть, смелая, рискованная игра вообще сродни грузинскому национальному характеру с его широтой и презрением к опасности?

Так или иначе, но страсть к острой, рискованной игре сохранилась у Карселадзе до конца дней. «Риск— благородное дело» — это была его любимая поговорка. И не раз случалось, что в поисках эффектных решений Вахтанг проходил мимо сильнейших, но прозаических ходов и проигрывал из-за этого партию. Не случайно

о нем говорили: «Много искусства — мало ойков». Но зато, когда ему удавалось провести красивую комбинацию, радости его не было предела. Вахтанг, например, был очень горд, когда его партию с В. Малашхия опубликовал журнал «Шахматы в СССР».

Вообще, процесс игры был для него всегда неизмеримо важнее, чем результат. Если противнику удавалось выиграть у Вахтанга с помощью какого-либо теоретического варианта, он никогда не огорчался: «Ай, подумаешь, поймал на «книжку».

Добившись иной раз выигрышного положения, он вдруг замечал, что партнер расстроен, подавлен, и Вахтангу становилось его жаль, он начинал играть менее собранно и часто упускал преимущество.

Между прочим, у Вахтанга Карселадзе был на этом поприще великий единомышленник. «Как я ни люблю шахматную игру, я должен признать, что в ней есть дурная сторона: выигрывая, мы огорчаем своего партнера. Поэтому нужно дорожить не выигрышем, а интересными комбинациями». Эти слова принадлежат Льву Толстому. Я не помню, чтобы Карселадзе когда-нибудь цитировал их, и мне неизвестно, знал ли он об этом высказывании вообще, но как оно пришлось бы ему по душе!..

Ему и в шахматах не хватало того, чего не хватало вообще в жизни, — практичности. Его ученики впоследствии всерьез жаловались, что им не хватает «техники добивания». Добивать Вахтанг действительно не умел и не любил. Но вот блеснуть красивой комбинацией, да еще при этом пожертвовать одну-две фигуры, — это было для него высшим наслаждением.

На этой почве его не раз подстерегали огорчения. Иногда довольно крупные.

В 1951 году в Баку проходили зональные соревнования командного первенства СССР. Команда Грузии имела реальную возможность выйти в финал. И вот

играется решающий матч Грузия—Азербайджан. Карселадзе откладывает партию с Жилаковым в значительно лучшей позиции, но на доске еще много фигур, и для достижения победы предстояло изрядно потрудиться.

Вахтанг, однако, был убежден, что все ясно и Жилаков, скорее всего, даже не будет доигрывать партию. Однако противник явился на доигрывание. Карселадзе предстояло заниматься самым нелюбимым делом — реализацией преимущества. Всякий другой па его месте спокойно подвел бы итог, но Вахтанг в ходе доигрывания увлекся вдруг эффектной идеей, пожертвовал одну фигуру, другую и... просчитался. Когда он увидел, что проигрывает и надо сдаваться, то страшно расстроился. «Что я наделал! — восклицал Вахтанг, хватаясь за голову. — Я подвел всех вас!» Его отчаяние было таким глубоким, что команда, вместо того чтобы сердиться на Вахтанга, принялась его утешать.

Но вернемся, однако, к юношеским годам Карселадзе. Итак, Вахтанг закончил отличником школу и поступил на физико-математический факультет Тбилисского университета (в 1936 году в Тбилиси переехал отец с Вахтангом, а год спустя к ним присоединилась вся семья). Здесь уместно напомнить, что, учась в школе, подрабатывая по вечерам в оркестре, увлекаясь шахматами, историей, математикой, Вахтанг находил еще время, чтобы заниматься и в музыкальном училище, преподаватели которого возлагали на него большие надежды. До получения диплома в училище Вахтангу оставался еще год. Но он уже увлекся математикой. А учиться ради диплома? — мысль об этом даже не приходила ему в голову. Все же почтительную любовь к музыке он сохранил на всю жизнь.

В университете Вахтанг обнаружил незаурядные способности к математическим дисциплинам, за что

его прозвали «профессором». Полюбил он и астрономию. В последние годы жизни он часто по ночам читал книги по астрономии.

Среди его студенческих увлечений не последнее место занимали бокс и плавание. В составе боксерской команды университета Вахтанг участвовал в студенческом первенстве Закавказских республик и занял призовое место. Плавал он всегда замечательно.

Вообще, он был физически очень крепким и выносливым. Как вспоминают друзья Вахтанга, у пего была железная рука. Однажды, уже после войны, друг Вахтанга студенческой поры Давид Джапаридзе ехал вместе с Карселадзе в трамвае. В вагон вошли трое здоровенных парней. Один из них сел впереди Вахтанга рядом с женщиной и вдруг раскрыл ее сумку и стал там шарить, одновременно делая глазами знаки испуганной хозяйке сумки, чтобы она молчала.

Вахтанг наклонился к парню, похлопал по плечу:

—    Что, уже среди бела дня грабишь?

Тот вскочил, замахнулся на Вахтанга:

—    Пошел, знаешь, куда?

Поднялись с мест и те двое, что сели сзади. В ту же секунду Вахтанг ударил грабителя по челюсти, и тот упал как подкошенный. Увидев, что их приятель лежит без сознания, двое других почтительно обошли Вахтанга и на первой же остановке вытащили своего дружка из трамвая.

—    Знаешь, Давид, — сказал потом Вахтанг, — это был первый нокаут в моей жизни. И, стыдно сказать, я получил от него удовольствие. Ах, негодяи!..

В умении плавать Вахтанг в своем окружении не имел себе равных. Смелый, не знающий устали, он с радостью бросался в любую волну, даже если купание было запрещено.

Известна история о том, как он спас жизнь своему другу врачу Андро Гамрекели. Это было во время тренировочного сбора в Гагре, где юношеская команда 33 Грузии готовилась в санатории «Челюскинец» к командному первенству страны 1950 года.

Однажды на море разыгрался шторм. Купаться, конечно, было нельзя, но Вахтанг с его, готовностью идти на риск прыгнул в волны. Он не звал друга за собой, но Андро последовал его примеру. Для врача команды это было непростительно, но он слепо верил Вахтангу. Они отплыли метров на пятьдесят от берега, а когда стали возвращаться, Андро почувствовал, что выйти на берег не может: огромные волны упрямо оттаскивали его в море. К тому же он обессилел.

И тут Гамрекели крикнул другу: «Вахтанг, я не выплыву!» Это был зов о помощи, потому что Вахтанга не надо было просить: «Выручай меня, я тону!», ему достаточно было дать понять: «я в беде». Вахтанг вернулся, подплыл к Андро, крикнул: «Не бойся! Не теряй самообладания!» Он не смог бы в такой шторм спасти Андро и не смог бы оставить его тонущим. Скорее всего, они оба пошли бы на дно, но Вахтанг, на счастье, поймал в волнах бревно и с этим бревном подплыл к Гамрекели. Тот, уже теряя последние силы, ухватился за бревно и с помощью Вахтанга выбрался на берег.

Вахтанг никогда не напоминал другу от этом эпизоде и запрещал рассказывать другим, но с разрешения Андро Гамрекели я привожу его здесь, потому что случай этот характерен для Карселадзе. Характерен как тем, что он спас друга, так и тем, что сам полез в бушующее море, презрев опасность. Удивительно заботливый и внимательный к другим, он всегда, увы, с бесшабашной лихостью относился к себе, к своему здоровью, к своему благополучию. И если это заставляло иной раз сокрушаться его родных, особенно мать и жену, то у остальных — есть в этом своя логика — такое пренебрежение к собственной безопасности вызывало только восхищение...

Как ни увлекался Вахтанг в университете боксом и плаванием, а шахматы все-таки стояли на первом месте. В университете был шахматный кружок, руководил им студент физмата Георгий Гачечиладзе. Вахтанг стал душой этого кружка. Команда университета часто встречалась в матчах на пятидесяти досках с командой политехнического института. Перед матчем Вахтанг бегал по домам, собирал всех, — ему очень хотелось, чтобы команда выиграла. Университет всегда выигрывал, и Вахтанг расцветал от радости за своих товарищей. А в товарищах, и не только шахматных, у него недостатка не было. И в университете, как и в школе, он имел много друзей, которые были преданы Вахтангу, а Вахтанг им до последнего дня. Васо Худжадзе и Давид Катамадзе, Лео Кавтарадзе и Шота Абзианидзе, Давид Джапаридзе и многие другие готовы были за Вахтанга душу отдать. В дни, когда Вахтангу Ильичу уже ничто не могло помочь, Лео Кавтарадзе доставал для друга какие-то особые, дефицитные лекарства, зная, что и они бессильны, но все же надеясь на какое-то чудо...        _

Еще до войны Вахтанг стал кандидатом в мастера по шахматам. В то время это звание значило больше, чем сейчас. Вахтанг, как мы уже знаем, был шахматистом интересного, очень острого стиля. Поэтому, даже когда он и не занимал высокого места в турнире, за его партиями любили наблюдать. Но часто случалось, что, добившись комбинационной игрой большого перевеса, он затем терял интерес к партии и упускал победу. Вахтанг Карселадзе был человеком смелым, решительным, всегда готовым пойти на риск, но кропотливое накапливание маленьких преимуществ, чем иногда приходится заниматься в шахматной партии, было ему не по душе...